Был ли отец А. Пушкина в Арзамасе

«Направляется военный советник Пушкин…»

Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие.

А. Пушкин.

Был ли отец поэта в Арзамасе?

Когда два года назад вышла книга «Во славу Отечества», одна читательница, как узнал учительница литературы, пытала меня: «Почему Еремеев в “Арзамасе-городке” говорит, что отец Пушкина в войну 1812 года был в Арзамасе, а вы об этом даже не упоминаете?». «Потому, - отвечал, - что не знаю его источника, а он не указал». Вот что писал Петр Васильевич в очерке «Недаром помнит вся Россия»: «В обмундировании и вооружении ратников принял близкое участие Сергей Львович Пушкин, отец поэта. Он был направлен в Арзамас в начале декабря 1812 года для отправки военных обозов». И все. Вполне допуская, что эти сведения П. Еремеев мог взять в мемуарах кого-то из близких к Пушкиным, я направил запросы в Российский государственный архив литературы и искусства, в Пушкинский дом и в другие организации, где хранятся документы, связанные с поэтом. Ответы были неутешительны: запрашиваемыми сведениями не располагаем. Однако, размышлял я, не с потолка же они взяты, значит где-то все же есть намек, пусть даже косвенный, что находился С. Пушкин в Арзамасе. И плясать следовало от печки, то есть от его биографии.

«По рачительному исполнении должности»

Как известно, дворян в ту пору с малолетства записывали в армию. Это произошло, как видно из «Сведений о личном составе лейб-гвардии Измайловского полка, и С. Пушкиным, который в три года был зачислен в армию, а с пяти лет он уже числился в гвардии, с семи до двадцати одного года – сержантом Измайловского полка. В другом документе, в «Высочайших приказах» читаем: «В службу вступил из дворян <…> унтер-офицером 791 генв. 1^го, прапорщиком 794 генв. 1^го, подпорутчиком 796 генв. 1^го, порутчиком того ж года ноября 8^го, потом переведен лейб-гвардии в Егерский баталион, 797, марта 22^го произведен капитан-порутчиком». Впрочем, по воспоминаниям дочери, он не питал особого пристрастия к военной службе. 16 сентября 1797 года «Егерского баталиона капитан-порутчик Пушкин» увольняется «от службы лейб-гвардии <...> коллежским асессором» и «причислен к Герольдии для определения к статским делам».

После восхождения на престол Александра I Сергей Львович вновь решил вернуться на службу и обращается за содействием к генерал-кригс-комиссару князю Д. Волконскому с прошением определить его в Московскую комиссариатскую комиссию (интендантское ведомство), с которым был прежде знаком, о чем свидетельствует рапорт князя царю от 5 января 1802 года: «Вашему Императорскому Величеству поднося у сего список просящимся в комиссариатский штат чиновников, кои находятся не у дел, известных мне по их способностям и хорошему поведению, осмеливаюсь всеподданнейше просить об определении их в число комиссионеров с переименованием в оныя». В этом списке значится и С. Пушкин. Император не возражал, и 14 января он был зачислен в штат комиссионером 8-го класса,  через два года «по рачительному исполнении должности» досрочно произведен в  комиссионеры 7-го класса.

В 1807 году чиновники, служившие в комиссариатском и провиантском департаментах, попали в опалу: им было запрещено ношение армейского мундира в наказание за неисполнение «обязанности своей в снабжении и пропитании армии», а так же было приказано не давать им отпуска, «доколе департаменты сии не отдадут по своему ведомству надлежащих отчетов».

Что и говорить: кто-то, пользуясь положением, мог взять и барашка в бумажке, и в карман ведомства руку запустить. Пушкин ни в хищениях, ни в растратах замечен не был, не случайно именно ему в 1811 году поручается один из важнейших участков работы - присмотр «по денежному отделению, бухгалтерии о деньгах и по казначейству в производстве дел» в Московской комиссариатской комиссии. Тогда же он награждается орденом святого Владимира, а в июне 1812 года получает чин военного советника, равный общеармейскому чину полковника.

«Не в состоянии были сделать более…»

Итак, С. Пушкин служил по интендантскому ведомству, и, стало быть, «следы» пребывания его в Арзамасе надо искать в документах Комиссариатского департамента, которые хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА). Туда-то и направил я запрос. Ответ пришел незамедлительно. Да, говорилось в нем, у нас хранятся контракты с фабрикантами, купцами и подрядчиками на поставки и подвоз интендантского имущества; претензии заказчиков к Комиссариатскому департаменту; дела о заключении конвенций и торговых договоров; дела о хищениях, растратах и других злоупотреблениях комиссариатских чиновников и поставщиков-подрядчиков; планы, отчеты и переписка о заготовлении вещевого довольствия и обеспечении им войск, об утверждении образцов обмундирования и амуниции, сортов холста, сукон и других видов материи для армии, положение и переписка об учреждении на местах комиссий по заготовкам для снабжения армии. Для вас, сообщали архивариусы, представят интерес дела № №15 и 17 из описи № 2 фонда № 396, где имеются  сведения о деятельности Сергея Львовича Пушкина в Отечественной войне 1812 года.

И вот что выяснилось. 20 августа 1812 года, то есть за шесть дней до Бородинского сражения, московский главнокомандующий Ф. Ростопчин приказал Комиссариатской комиссии вывезти все огромные запасы воинского имущества из Москвы. «Все важнейшие вещи» погрузили на 1700 подвод и на 23 барки и отправили в Нижний Новгород. Сюда же перебазировалась и сама комиссия, которая стала именоваться Нижегородской. Как отмечалось во «Мнении Государственного Совета о потерях артиллерийского и интендантского имущества в Москве во время нашествия Наполеона в 1812 году», генерал-лейтенант А. Татищев «быв очевидным свидетелем всех действий чиновников Московской комиссариатской комиссии по предмету сохранения вверенных им вещений, удостоверяет, что все они обязанность свою по долгу службы исполнили в полной мере и при всех усилиях не в состоянии были сделать более сколько действительно смогли».

Как известно, по распоряжению главнокомандующего М. Кутузова Арзамас и его округа стали основным центром формирования пехотных батальонов для русской армии. Сюда шли команды егерских полков, участвовавших в Бородинском сражении, которые пополнялись новобранцами. Сюда же 11 декабря «направляется военный советник Пушкин с крупной суммой денег для организации отправки военных обозов». Резервные батальоны, что вскоре вольются в состав действующей армии, получали через комиссионеров обмундирование  и вооружение. В декабре 1812 года и в январе 1813 года, как докладывал Пушкин  генерал-кригс-комиссару Татищеву, отправлены сотни тюков с обмундированием. Так, в одном из рапортов он извещает «об отправлении вещей, потребных для формируемых резервов»: 10 тысяч егерских сумок, 20 тысяч кожаных ранцев, 7360 «аглинских ружей», 3 миллионов патронов и много другого. Если учесть, что лошадей постоянно не хватало  (большинство их отправили в создаваемые кавалерийские резервы), как и возчиков, многие из которых были рекрутированы, то задача была не из простых. Да и вечная российская беда – дороги – тоже не способствовала скорому выполнению приказов. Кроме того в обязанности комиссии входило и создание временных военных госпиталей, один из которых располагался в Арзамасе.
24 декабря С. Пушкина назначили управляющим «комиссариатскою комиссиею», которая располагалась в Орле, но уже в феврале она передислоцировалась в город Белицу Могилевской губернии и продолжала принимать из внутренних губерний России большие партии грузов и переправлять их в резервную армию. Например, по ведомости от  3 февраля 1813 года им было отправлено 1714 пудов свинца, 520 ящиков с патронами, 5 тысяч ружей, 429 пудов пороха.

Опала
И тем не менее, при формировании войск возникли серьезные трудности. Бывало и так, что комиссионеры прибудут к месту расположения резервного полка с оружием и снаряжением, а он уже снялся и отправился к новому пункты дислокации, и обозы с тюками пускаются ему вдогонку.
Командующий резервами генерал от инфантерии князь Д. Лобанов-Ростовский, человек горячий, вспыльчивый и несдержанный (поговаривали, что он в запальчивости приказал сжечь целую деревню за отказ предоставить подводы), в грубой форме выразил свое недовольство интендантской службе. Сергей Львович не был паркетным шаркуном и за словом в карман не лез. Вот и нашла коса на камень.

Как бы там ни было, Д. Лобанов-Ростовский 22 февраля 1913 года послал генералу-кригс-комиссару А.  Татищеву депешу, в которой говорилось: «... в долге нахожусь, что от совершенной беспечности и дурных распоряжений высланной вами в Орел комиссариатской комиссии и в особенности управляющего ею военного советника Пушкина остается невыполненною высочайшая Его Императорского Величества воля как в отношении отправления людей в действующую армию в назначенныя числа, равномерно и касательно снабжения отправляемых людей всем нужным количеством вещей <...> За каковое ево небрежение должности и за ослушание моих предписаний, прошу Ваше Превосходительство, сменя ево, Пушкина, с настоящего места как бесполезного и неспособного другим взять с него строгую ответственность...».

Князь имел в высшем свете немало врагов, которые зло высмеивали его низкий рост и предполагаемое происхождение от связи матери с каким-то калмыком, однако пользовался расположением императора (после войны станет генерал-прокурором Правительствующего сената), а потому генерал-кригс-комиссар, дабы не дразнить гусей и не накликать беду на свою голову, счел за верное отозвать С. Пушкина с должности управляющего комиссией: «Г. военному советнику и кавалеру Пушкину. Получив вчерашнего числа с нарочною эстафетою отношение господина генерала от инфантерии князя Лобанова-Ростовского, в котором его сиятельство описывает медленные распоряжения ваши по управлению вверенной вам комиссии, согласно воле его назначил я на место ваше к управлению комиссией комиссионера 7^го класса Болховского <...> и предписал ему как наипоспешнее отправиться в Белосток и принять от вас в управление ево комиссию во всех частях на законном основании. Вашему высокоблагородию рекомендую: по сдаче комиссионеру Болховскому комиссии тот час следовать в С. Петербург, явиться ко мне для ответственности о сделанных вами упущениях по должности».

Похоже, это предписание не слишком-то расстроило Пушкина, потому как приехавший принимать от него должность новый управляющий комиссией застал того «в присутственной комнате за французскою книжкою». Татищев же нашел опальному  чиновнику другое место, но уже в С.-Петербурге, в комиссариатском департаменте Военного министерства. В отставку военный советник С. Пушкин вышел 19 января 1817 года «с чином».

Точки над i расставлены

Итак, документы свидетельствуют, Сергей Львович Пушкин в 1812 году был в Арзамасе. Но откуда эти сведения взял П. Еремеев? В архив он не обращался, такого запроса не зафиксировано. Значит, был иной источник. Какой?

Пушкинская тема в творчестве Петра Васильевича занимала особое место: он годами, по крупицам собирал все, что могло пролить свет на пребывание поэта в Арзамасе, «перелопатил» немало литературы и потом явил нам свой труд «Пушкины в Арзамасе». Конечно же, он был знаком с изысканиями таких пушкинистов, как М. и Т.  Цявловские, Б. Модзалевский. Думаю, что он почерпнул сведения о военной службе Сергея Львовича из книги Б. Модзалевского и М. Муравьева: «Пушкины: Родословная роспись», опубликованной в 1932 году, где отсутствует указание источника. Не верить таким авторитетным авторам Еремеев, разумеется, не мог. Он сделал, как и они – не указал источника.

Вот теперь все точки над i расставлены.

                                                                                                                            Вячеслав Панкратов.