14 июля 2017 г.

УКРАСИВ ПРИЯТНУЮ ВЕСТЬ ПОЗОЛОТОЙ С ПЕРА ИЗЯЩНОСТИ

Ранним летним утром с котомкой за плечами я вышел из Арзамаса...
На юго-восток от города передо мной расстилалась отлогая, зеленая гора. Белая церковка городского кладбища приветливо и кротко глядела из-за густо разросшихся над могилами деревьев, а в стороне от кладбища, по скату горы, кое-где изрытой ямами, белели несколько пятнышек... Подойдя поближе, я увидел четыре крохотных домика из старинного кирпича, с двухскатными крышами, сильно обомшелыми и поросшими лишаями... На верхушках странных, почти игрушечных хижинок стоят кресты, а в стены вделаны темные доски икон, на которых лики давно уже свеяны ветрами и смыты дождями...»


Из очерка В. Г. Короленко «Божий городок»

МИР ВЕСЬ ЗАКАЧАЛСЯ

Весной 1670 года отряды казачьего атамана Степана Разина устремились стихийной лавой вверх по Волге к Симбирску, по пути, как свидетельствует Нижегородский летописец, «прелестные своя разношася писания», которыми «воры и мятежники возмутили людей боярских, прельстили их сатанинской прелестью…» и призывали: «Мстите теперь вашим мучителям, что хуже турок и татар держат вас в неволе». И в ответ – «умножался огонь ярости, гнев и свирепство воспалялись, всколебалась чернь на бояр…мир весь закачался…»
Из «прелестных грамот» Разина сохранилось всего несколько  (большая часть по распоряжению правительства  уничтожена). Вот одна из них: «Грамота от Степана Тимофеевича от Разина. Пишет Вам Степан Тимофеевич всей черни. Хто хочет богу да государю служить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичю, и я выслал казаков, и вам    бы за[о]дно измеников вывадить и мирских кравапивцев вывадить. И [...] мои казаки како промысь (промысел — В. П.)  станут чинить, и ва[м] бы [...] итигь к ним в совет, и кабальныя и апальныя шли бы в по[л]к к моим казакам». 


Воздействие имени Разина на широкие слои населения хорошо передает старинная песня:
Степан-батюшка
Ходит бережком, 
Зовет детушек, 
Голых, бедных.
Вы слетайтесь ко мне,
Собирайтесь скорей,
Кто в нужде и труде.
Слеза горькая,
Слеза горькая
Глаза выела.
С вами горюшко я
Поразмыкаю,
По Руси пойду,
Бояр вытопчу!

Как  писал Н.И. Костомаров,  «возмутители бродили шайками и поднимали народ; в некоторых местах они обращали в пепел селения, а потом возбуждали к мятежу лишенных крова и имущества. Мужики помещичьи и вотчинные, монастырские, дворцовые и тяглые стали умерщвлять своих господ, приказчиков и начальных людей, выказывая при этом замечательную изобретательность в жестокостях, как всегда бывает при народных восстаниях. Имя батюшки Степана Тимофеевича неслось все дале и далее, уже в самой Москве начали поговаривать, что Стенька вовсе не вор. На север от Симбирска, по всему протяжению нагорной стороны, поднялись язычники, инородцы, мордва, чуваши, черемисы, сами не зная, кажется, за что бунтуют. В Алатырском уезде собралось мятежное ополчение из пятнадцати тысяч человек» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Царь Алексей Михайлович. Москва, АСТ, 2006].

      

Разин звал в свое войско кабальных и опальных, поротых и клейменых, «сирых» и обиженных. Основной приток в разинские отряды шел за счет беглого крестьянства и холопов. Но много было среди повстанцев и посадской бедноты, стрельцов, работников волжских промыслов и судов — бурлаков, крючников, водоливов, которых власти пренебрежительно именовали ярыжками (от слова «ярыга» — рыболовная снасть). О пестром социальном составе повстанческих рядов можно судить по народной песне:

Ты взойди, взойди, красно солнышко
Обогрей пас, людей бедных,
Добрых молодцев, людей беглых...

НИЖЕГОРОДЧИНА В ОГНЕ

К середине сентября запылали очаги восстания в Нижегородском, Арзамасском и Курмышском уездах. «Отложились от Москвы» Василь, Курмыш, Алатырь, Лысково, Мурашкино, Павлово, Ворсма с прилегающими к ним деревнями. Восставшие заняли важнейшие переправы на Оке и броды на Кудьме.
Нижегородский воевода Василий Голохвастов доносил в Москву: «В Нижегородском уезде воры дороги все переняли и учинили по дорогам крепости, и засеки, и заставы крепкие и многолюдные; конных и пеших людей не пропускают, побивают до смерти. В Нижегородском уезде многие села и деревни выжгли и разорили, дворян, их жен и детей и людей их (приказчиков – В.П.) побили, к Нижнему Новгороду подъезжают и всяким людям говорят с угрозами и воровские грамотки привозят, чтобы жилецкие люди им город сдали и их встретили. Из тех воров два человека, приехавшие на посад с воровскими грамотками, мною пытаны накрепко и казнены смертью…» [Цит. по: Смирнов Д.Н. Нижегородская старина. 2-е изд., испр. и доп. Нижний Новгород: издательство «Книги», 2007]


Арзамасский воевода Леонтий Шайсупов через гонца сообщал царю: «…Холоп твой Левка Шайсупов челом бьет. В Арзамасе, государь, город и острог большой, а стрельцов и пушкарей не много, а посадские люди безружейны и из них многие в розыске, и я, холоп твой, опасен воровских людей и за малолюдством своим боюся всякого дурна, и о том, что ты, Великий государь, мне, холопу своему, укажешь» [там же].
Опасения воеводы были не напрасны: сравнительно недавно построенный бревенчатый «город» с несколькими деревянными башнями хоть и был обширный, но не высокий и при набеге мятежников мог не устоять.
На подмогу в Арзамас царь Алексей Михайлович направил князя Юрия Алексеевича Долгорукова, по прозвищу Чертенок, которое перешло «по наследству»: дед его Григорий за свой неукротимый нрав звался Долгоруковым – Чертом. Внук унаследовал характер деда – такой же был хитрый и жестокий. Но и военачальником семидесятилетний князь-воевода слыл опытным.


Надо сказать, что у Степана Разина имелся свой счет к Долгорукову. В 1665 году Иван Разин, старший брат Степана, был в походе против поляков с отрядом донских казаков, состоявших на царской службе. С наступлением осени, когда его верная служба в походе окончилась, он попросил у князя Ю. А. Долгорукого, под водительством которого состоял, отпустить его со своим отрядом.  Воевода отказал, и тогда по приказу своего атамана Ивана Разина ушли домой. Долгоруков посчитал это изменой и повелел схватить Разина как зачинщика и повесить [Голландский парусный мастер Ян Стрейс писал: «Это принято считать причиной его недовольства, или вернее поводом к его варварским жестокостям. Но это неверно, что следует из того, что он выступает с оружием не только против царя, но и против шаха персидского, который не причинил ему ни вреда, ни несправедливости, так что настоящую причину и основание его жестокого и злонамеренного поведения приходится искать в нем самом» (Ян Стрейс. Три путешествия. М.: ОГИЗ-Соцэкгиз, 1935)].
В Арзамасе ознакомившись с положением дел, князь пришел к печальному выводу: «…Пущие заводчики здесь в воровстве те стрельцы да казаки, которые присланы от казака Стеньки Разина, из симбирской черты. Пущие заводы воровские нижегородские – это Лысково, да Мурашкино, да князя Одоевского село Мещерские Горы, да князя Михаила Алегуковича Черкасского села Павлово и Ворсма, да государева Терюшевская волость… -  здесь воров умножается и ратных людей, которые идут к нам в полки, воры побивают и грабят. И от Шацка, Кадома и Темникова воровство большое. На таких воров малые посылки посылать опасно, а многолюдную посылку посылать – у нас людей мало: стольников объявилось в естях 96 человек, а в нетях – 92, стряпчих в естях – 95, а в нетях – 212, дворян московских в естях – 108, а в нетях – 279, жильцов в естях – 291, а в нетях – 1508, всяких городов дворян и детей боярских зело мало в приездах…» [Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В 7 книгах, в 29 томах. СПб., издание товарищества «Общественная польза», 1851—1879.Т.11
Общее руководство повстанческими действиями в нижегородских местах осуществлял ближайших сподвижник Разина известный среди казаков особой храбростью Максим Осипов. Он направился по дороге на Алатырь и Арзамас, имея целью дойти к зиме до Нижнего Новгород. 16 сентября отряд разинцев  сходу взял гарнизон Алатыря: город перешел в руки повстанцев и удерживался ими в течение 68 дней, то есть до 23 ноября.
Однако и царское войско без дела не сидело. В конце сентября – начале октября воевода Долгорукий, под рукой которого находились полки рейтар, драгун, стрельцов, нанес ощутимые поражения мятежникам  у сел Путятино, Исупово, Кременки, а у села Поя наголову был разбит шеститысячный отряд повстанцев. Таким образом взять Арзамас отрядам Разина не удалось.


Автор «Исторических сведений о городе Арзамасе» пишет: «Главный военачальник князь Долгорукий находился в Арзамасе и чинил суд и расправу с бунтовщиками. Арзамас, не видавший ужасов кровопролитных сражений с мятежниками, сделался невольным свидетелем ещё более страшного зрелища:  в нём было главное место казней» [Щегольков Н.М. Исторические сведения о городе Арзамасе. Арзамас, тип. Н. Доброхотова, 1911]. И приводит, со ссылкой на историка Н.И. Костомарова, описание казней 11  тысяч человек, свидетелем которых был некий современник, утверждавший, что «круто распоряжались московские воеводы с более виновными мятежниками: одних вешали, других сажали на кол, некоторых драли крючьями, засекали до смерти на страх прочим...» [Костомаров Н.И. Указ. соч.]
Но вот что любопытно: С.М. Соловьев, один из авторитетнейших ученых, принципиально и твердо отстаивавший интересы истории как науки,  об арзамасских казнях вообще не говорит – не знать работы иностранцев о Разинском бунте он, конечно же, не мог, но использовать их не стал, так как, возможно, считал их не совсем достоверными. 
Вот как он описывает события: «Бунт обхватывал Долгорукого с трех сторон: с юга, востока и севера; воевода не мог думать о наступательных движениях и должен был ограничиваться оборонительными действиями от наступавших воров. Оборона была удачна. 28 сентября воевода думный дворянин Федор Леонтьев побил воров в селе Путятине; узнав, что новые толпы движутся из Алатыря прямо к Арзамасу, Леонтьев соединился с окольничим князем Константином Щербатовым, и 30 сентября побили воров в селе Панове; но через пять дней узнали, что воры в деревне Исупове, только в 12 верстах от Арзамаса: на них пошел Щербатов и разбил; 9 октября Леонтьев разбил другую шайку, в селе Кременках; 13 октября Щербатов встретил и разбил воров по саранской дороге, в селе Пое; другой большой бой загорелся у села Мамлеева и кончился также поражением козаков. 
Воровской напор на Арзамас был сдержан, и Долгорукий мог перейти к наступательным движениям. Важнее всего ему было очистить север, нижегородские места и не дать ворам Нижнего. С этою целью он отправил Щербатова и Леонтьева к Мурашкину, на самое сильное скопище, гнездо самозванства и воровских прелестей. 22 октября, не доходя пяти верст до Мурашкина, воеводы встретили воров и начали бой; воры стали отступать, вели государевых людей полторы версты и навели на главные свои полки к пушкам; тут, в трех верстах от Мурашкина, загорелся большой бой; нестройные толпы, несмотря на свою многочисленность и пушки, не выдержали натиска государевых людей и побежали, оставив победителям 21 пушку, 18 знамен и 61 пленника. Участь последних была решена немедленно у Мурашкина же: одни повешены, другим отсечены головы; победа стоила воеводам 2 человека убитыми и 48 ранеными. От Мурашкина воеводы двинулись к Лыскову: лысковцы сдались 24 октября. 28 октября воеводы-победители пришли в Нижний и остановились здесь на три дня для расправы: «В нижегородских жителях была к воровству шатость; воеводы этих воров перехватали и велели казнить смертию: повесить около города по воротам; иным отсечь головы, других четвертовать в городе» [Соловьев С.М. Указ. соч.]. 

ВСИ УСТРАШИЛИСЯ…

По правде сказать, насилие осуществлялось  с обеих сторон, и оно было страшным. Подтверждений тому предостаточно как в отечественных, так и в зарубежных источниках, поэтому нет никаких оснований говорить, что репрессии властей своей жестокостью далеко превзошли расправы, устраиваемые восставшими. На огромной территории разинцы убивали воевод и приказных людей (в Астрахани, Черном Яру, Царицыне, Корсуне, Алатыре, Острогожске, Ольшанске, Пензе, Козмодемьянске, Инсаре, Мурашкине, Саранске, Верхнем и Нижнем Ломове, Курмыше и др.), купцов, помещиков и священнослужителей, жгли села и деревни. Например, как указывает Костомаров, темниковские крестьяне, под предводительством какого-то попа Саввы, грабили господские дома, чинили поругание над женщинами. 
При этом жестокости, творимые бунтовщиками, во многом копировали государственную судебную процедуру: использовались общие виды пытки – кнут и огонь; имитация смертной казни, когда человека клали на плаху, а затем объявляли прощение; отрубали своим жертвам головы и тела их вешали вверх ногами. Бунтовщики применяли и свои «специфические» формы экзекуции: по приказу Разина двух сыновей воеводы Прозоровского привязали «за ноги волосяными веревками, привязав на городе к городовым зубцом, и висели двои сутки»; одного из сыновей воеводы Камышина казнили, опустив в кипящую смолу; в Астрахани связанной жертве, прежде чем бросить ее в воду, завязывали натянутую рубаху над головой и наполняли ее песком, или  бросали людей в воду и кололи копьями, чтобы те скорее утонули [Тихомиров М. Н. Записки приказных людей XVII века; Г.К. Котошихин, П. Гордон, Я. Стрейс, царь Алексей Михайлович. Московия и Европа  М., 2000]
Поражает дерзость, проявленная в казни митрополита Иосифа в Астрахани. Когда архиерей понял намерение казаков убить его,  он сам снял священные облачения и крест и, оставшись в одной простой «ряске», пошел на ужасающие пытки: его растянули прямо над огнем. Бунтовщики стремились выпытать у него, где тот держит царские письма и сокровища. После пытки мятежники сбросили митрополита с раската, и он разбился насмерть. Сочувствующие очевидцы отмечали, что когда тело святителя упало, «и в то время велик стук и страх был» и даже «воры в кругу вси устрашилися и замолчали, и с треть часа стояли, повеся головы».
Не менее жестокие карательные меры применяли и к бунтовщикам. Иоганн Марций, находившийся в ту пору в России, в своей «Диссертации о восстании С. Разина», изданной в Германии в 1674 году, так описывал сражение под Лысковым, в котором были побиты разинцы: «…резня была ужасающая, а тех, что попались живыми в руки победителей, ожидали в наказание за государственную измену жесточайшие муки: одни пригвождены были к кресту, другие посажены на кол, многих подцеплял за ребра багор –так постыдно они погибли. Но никого не наказывали строже, чем казаков мордвинов, если не считать некоей женщины, которую сожгли за то, что монашеский чин, к которому раньше принадлежала, она сменила на военные одежды и дела. Тex, что сначала смогли бежать, а потом были схвачены, свирепо казнили прямо на месте, а бежавших в безлюдные места заморили голодом» [Иностранные известия о восстании Степана Разина. М.: Наука. 1975].
  

Князь Ю.Н. Барятинский так описывает бой при Усть-Уренской слободе 12 ноября 1670 года: когда «секли их, воров, конные и пешие, так что на поле и в обозе и в улицах в трупу нельзе было конному проехать, и пролилось крови столько, как от дождя большие ручьи протекли», «завотчиков» же князь велел обезглавить («посечь») [Коллманн Н.Ш. Преступление и наказание в России раннего Нового времени. науч. ред. А.Б. Каменский. — M.: Новое литературное обозрение, 2016]. 
Проведение репрессий преследовало одну цель – устрашение, «чтоб на то смотря, впредь иным ворам неповадно было так воровать», «чтоб то дело было на страх многим людям». Вместе с тем, в донесениях воевод к царю обращает на себя внимание тот факт, что мятежников «проводили в веру», «к кресту», то есть они давали обещание более не бунтовать и их отпускали с миром. Так, тот же Барятинский в Усть-Уренской слободе распорядился большинство из 323 пленных отпустить, «приведчи их ко кресту». В другой раз князь, приведя к шерти несколько человек пленных чувашей, послал их «для уговору иных чюваш и черемисы», чтобы они сдавались. В итоге к воеводе явились и принесли присягу еще 549 чувашей (правда, при этом он подверг казни более 20 чувашей и двух русских, несколько были биты кнутом). Воевода Ф.И. Леонтьев в Нижегородском уезде в ноябре 1670 года 20 человек предал казни после расспроса и пытки с огнем, а укрепления, построенные ими, и села и деревни крестьян, «которые воровали и к воровским казакам приставали», «велел разорить и выжечь». Но он же принял сдачу по меньшей мере четырех сел, где «привел к вере» почти 1200 человек. 
Впрочем, жестокость и массовость насилия и расправ были характерны для многих других государств. К примеру, византийский император Василий II в 1014 году в кровопролитном сражении разбил болгарскую армию, и, взяв в плен 15 000 болгар, приказал всех их ослепить и затем отпустил на свободу, оставив в каждой сотне по одному поводырю с одним глазом.


А знаменитая Варфоломеевская ночь, когда по приказу Екатерины Медичи, матери короля, ночью 24 августа 1572 года были убиты 70 тысяч гугенотов. И по этому поду в Риме была большая радость. Папа и его коллегия кардиналов в торжественной процессии направились к церкви святого Марка, и в знак благодарности Богу, приказали петь «Боже, славим мы Тебя». Понтифик даже приказал изготовить по поводу кровавой резни медаль
и послал кардинала в Париж, чтобы преподнести королю и королеве-матери. 
Истории так же известно, что доминиканский монах, глава инквизиции
Торквемада на протяжении восемнадцати лет сжег 10 200 человек и осудил на пожизненное заключение 97000 человек. Жертвы обычно сжигались публично на площадях, и это было своего рода праздником. С 1481 до 1808 год погибло не менее 100 000 мучеников, а 1 500 000 были изгнаны. 
Только во времена папских преследований были замучены сотни тысяч альбигойцев, вальденсов и протестантов в Германии, Нидерландах, Богемии и других странах, а число мучеников папских гонений превышает число ранних христианских мучеников, убитых языческим Римом.
И как тут не вспомнить английскую королеву Елизавету (современницу Ивана Грозного), которая казнила 89 тысяч своих подданных. 

СВИДЕТЕЛЬСТВА ОЧЕВИДЦЕВ

А теперь самое время вернуться к рассказу о казнях 11 тысяч мятежников в Арзамасе. Не скрываю, мне эта цифра всегда казалась раздутой. Вот и профессор истории Стэнфордского университета (США) Нэнси Коллманн считает, что указанное число убитых, возможно, было преувеличенным. 
Что представлял собой тогда Арзамас? В начале XVII столетия в городе насчитывалось чуть более 400 жилых дворов, в 1646 году –  976 дворов, изб и кельишек, в которых проживало 2222 мужчин (около 4,5 тысяч населения обоего пола). Спустя три десятилетия, то есть после пугачевского бунта, в Арзамасе оказалось 640 тягловых дворов, 14 келий и 3 избы (лишь 15 дворов были названы пустыми) [П.В. Еремеев в книге «Арзамас-городок», со ссылкой на П.И. Мельникова, указывает, что в городе в 1671 году стояло 555 домов, правда, есть уточнение, что в это число входят дворы и некоторых селений – вероятно, Пушкарской и Ямской слобод и села Ивановское. Ныне Пушкарская слобода входит в состав Выездного, Ямская – это село Заречное, Ивановское село находится в границах города].
]. Посадских-тяглецов в городе писцы насчитывали в 1678 году 1225, бобылей – 338 мужчин. Нетягловых же тогда в Арзамасе, кроме клира приходских храмов и местных монастырей, оказалось 50 дворов дворян, 129 служилых «детей боярских», 112 рейтар вместе с «начальными людьми» (офицерами), 10 солдат, 31 стрелец, 21 пушкарь-затинщик, 2 пристава, 7 губных старост и тюремных целовальников, 2 подьячих патриаршего подворья, 43 ямских дворов и в них 114 гоньщиков. Всего в городе 2066 мужчин (более 4200 человек обоего пола) [Филатов Н.М. Арзамас в XVII веке. Очерки истории. Документы. Арзамас, АГПИ, 2000]. 
Выходит, что ежемесячно казнили почти такое же количество людей, сколько проживало в Арзамасе. Мыслимо ли?.. 
Сомнения, сомнения, сомнения… И как им не быть, когда, по русским источникам, князь Долгоруков в Нижегородском уезде проявил добросердечие, «приведя к вере» и отпустив 5000 человек, а в Арзамасе, по сведениям иностранцев, подверг жестоким расправам 11000.
Нам неизвестно, каким иностранным источником пользовался Костомаров, приводя следующее свидетельство очевидца: «Страшно было смотреть на Арзамас: его предместья казались совершенным адом; стояли виселицы и на каждой висело по сорока и по пятидесяти трупов, валялись разбросанные головы и дымились свежею кровью; торчали колья, на которых мучились преступники и часто были живы по три дня, испытывая неописанные страдания...» [Костомаров Н.И. Указ. соч.
Возможно, историк был знаком с брошюрой «Исторический рассказ или описание путешествия, совершенного в свите господина Кунраада фан-Кленка, чрезвычайного посла высокомощных господ генеральных штатов и его высочества господина принца Оранского, к его величеству царю Московии». Безымянный автор писал: «Его царское величество, чтобы отразить эту громадную силу, в сентябре 1670 года, выслал против мятежников большое войско под предводительством боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукого, встретившего на пути своем около 15.000 возставших и обратившего их, после храброго, с их стороны, сопротивления, в полное бегство. Большое множество их он избил, других взял в плен и, без всякого снисхождения, велел казнить. Таким образом вокруг города Арзамаса, где Долгорукий разбил свой лагерь, везде виднелись виселицы, обвешанные трупами. Кроме того, везде плавали, как казалось, в своей крови тела, лишенные голов, и виднелись посаженные на кол, из которых иные жили еще на третий день. Вообще, в течение 3-ех месяцев не менее 11.000 человек были казнены палачами»[Текст воспроизведен по изданию: Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. СПб., 1900].


А. М. Ловягин убедительно доказал, что автором брошюры являлся богатый нидерландский купец из дворян Бальтазар Койэт, ездивший с посольством в Московию. Тем не менее, он очевидцем арзамасских казней быть не мог, так как посольство фон Кленка отправилось в Москву в 1675 году – уже после бунта. Получается, что эти сведения он заимствовал из иного источника.
В 1671 году в Англии вышло в свет «Известие, касающееся подробностей бунта, недавно поднятого в Московии Стенькою Разиным». По мнению А.И. Станкевича,  оно составлено неизвестным английским моряком. По всей вероятности, Костомаров использовал именно этот текст, так как в нем присутствуют некоторые сведения, которых нет у Койэта: «Тогда Великий Царь собрал большое войско и послал его под предводительством доблестного князя Юрия Алексеевича Долгорукого в конце сентября против сего врага, отряд коего в пятнадцать тысяч человек он настиг, и, несмотря на то, что они храбро сражались и три раза вновь выстраивались, все же, наконец, они были разбиты и обращены в бегство. Весьма многие остались на месте мертвыми, а многие взяты в плен и немедленно повешены. Шесть полевых орудий (field-pieces) достались Долгорукому, который расположился станом под городом Арзамасом, где и стал производить строгий суд над бунтовщиками. На это место было страшно смотреть: оно походило на преддверие ада. Кругом стояли виселицы; на каждой из них висело человек сорок–пятьдесят. В другом месте валялось множество обезглавленных, плавающих в крови. В разных местах находились посаженые на кол, из коих немало оставалось живыми до трех суток, и слышны были их голоса. В три месяца от рук палачей погибло, по судебному приговору (in a legal way), по выслушании свидетельских показаний, одиннадцать тысяч человек» [Текст воспроизведен по изданию: Известие, касающееся подробностей бунта, недавно поднятого в Московии Стенькою Разиным. М. 1895].


 Вот ведь какая варварская страна Московия: здесь и головы рубят, и на кол сажают, и на одной балке по 40-50 человек вешают. В просвещенной же Англии из милосердия просто сдирали кожу с живого человека, придумали «машину Деррика» - виселицу, представлявшую собой хитроумную поворотную конструкцию: там, на разновысоких балках, были 23 петли. Существовала еще одна незатейливая виселица: три столба, три перекладины, по восемь петель на перекладине – можно было разом повесить 24 человека [Московское издательство Ad Marginem выпустило в 1999 году перевод работы Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать», содержащей немало цитат из предписаний по процедурам казней и публичных пыток в разных европейских странах вплоть до середины прошлого века. Европейские затейники употребили немало фантазии, чтобы сделать казни не только предельно долгими и мучительными, но и зрелищными – одна из глав в книге Фуко озаглавлена "Блеск казни". Чтение не для впечатлительных]. 

ТУРУСЫ НА КОЛЕСАХ

Надо сказать, что в западной прессе  было немало публикаций о Разинском бунте, однако объем достоверных сведений в них не очень велик, а многие сведения просто напросто преувеличены и нередко вымышлены. Так, в 1671 году в Лондоне была напечатана брошюра «Повествование о величайшей на памяти человечества победе, или полный разгром великого бунтовщика Степана Разина и его стотысячной армии великим царем России и его прославленным генералом Долгоруковым», которая представляет собой письмо, написанное неизвестным английским фактором (доверенным лицом)  своему хозяину. «Будучи второстепенным лицом иноземного мира Москвы, автор, видимо, не располагал какой-либо полной и достоверной информацией о текущих событиях и плохо знал Россию. К сожалению, он не указывает источника сведений, изложенных в письме. Написанное с большим апломбом, письмо как раз в основной своей части, где изложена битва царских войск с Разиным, не выдерживает никакой проверки фактами, хотя автор и уверяет своего хозяина, что его повествование есть самое близкое к истине», - отмечается в статье «Известия о восстании С. Разина в западноевропейских периодических изданиях и хрониках XVII в.» [См.: Иностранные известия о восстании Степана Разина. Материалы и исследования. Под редакцией А.Г. Манькова. Л.: Наука, 1975].
По интерпретации автора письма, судьба восстания Разина решилась в сражении 13 февраля 1671 год, в котором участвовало со стороны правительства  более 18 тысяч всадников и в два раза больше пехоты, артиллерия же состояла из 28 легких полевых орудий, 18 средних и 26 больших кулеврин и свыше 40 бомбард, малых мортир и других орудий на повозках. Их возглавляли воевода Ю.А. Долгоруков и царь Алексей Михайлович. Им противостояли отряды повстанцев во главе с Разиным и патриархом Demainzone, превосходившие на 20 тысяч царское войско, и тоже имевшие артиллерию.   
«К десяти часам, - описывает сражение автор письма, - в ужасном грохоте стрельбы правые фланги (одному придает храбрость то, что он выступает на стороне правительства, а другому, — без сомнения, его численность) настолько сблизились, что стремительный налет и продолжавшаяся час сильная атака конницы бунтовщиков вынуждают генерала Долгорукова отступить, но его верный резерв и царская гвардия, а также хорошо поработавшая артиллерия за некоторое время поубавили ему [крылу разинского войска] перьев. Никогда еще не приходилось слышать, чтобы такой многочисленный фланг, когда он преследует, лучше ощипали, чем в этом сражении. Царь, также участвуя в бою и видя, что корона находится в опасности, прекратил упорную схватку с Demainzone и нанес преследователю, бунтовщику Разину, такой сильный удар с тыла, что разгромил его всадников и смял пехоту. Патриарх, неправильно поняв его внезапный круговой маневр и думая, что, меняя позицию, он намеревается ударить ему во фланг, развернулся в противоположную сторону, готовясь его встретить, и армия сильно растянулась по равнине прежде, чем он смог исправить это безрассудное перестроение. Бунтовщик Разин, лишенный помощи, не имел позиции для достойного отступления и не мог найти спасения бегством; но (с неслыханной решимостью) прорвался (как сын отчаяния) сквозь пехоту царя (the buryings of the Czar's Infantry) на свою первоначальную позицию и соединился с патриархом, скомандовав [затем] отступление, чтобы пополнить свои поредевшие роты. В этом бою великий государь потерял пять знамен: три — конных войск и два — пехотных; бунтовщики — тринадцать, а их шеренги вернулись безжалостно побитыми.
Тогда истинно храбрые духом московские генералы, предвидя, что с соединенными силами бунтовщиков можно сразиться более чем равным числом, воспользовались случаем сократить цифры и тем самым уменьшить число [воинов]. Они ударили всем своим войском им в тыл и добились большого успеха, нанеся огромные потери убитыми, пока бунтовщик Разин снова не встретил их во фронт и с новой яростью продолжал сражаться от двенадцати часов до трех со столь переменным успехом, сэр, что его здесь трудно описать. Но, без сомнения, бой был таким жарким, что эти армии сражались врукопашную, а некоторые полки совсем перемешались между собою. И, поверьте, никогда еще менее чем за семь часов не удавалось так подавить столь сильный бунт: ибо к четырем часам дня генерал Долгоруков полностью овладел равниной на четыре мили в глубь позиции бунтовщиков. А затем ночь задернула свой соболиный покров, под которым безоружные, рассеявшиеся остатки войска бунтовщиков в отчаянье спрятали свои головы. На следующий день генерал преследовал их шестнадцать миль, настиг и полностью разгромил, увенчав победу захватом главного бунтовщика Разина, чья казнь, которую еще предстоит определить, будет состоять в медленных пытках во устрашение всех бунтовщиков и их пособников в этой стране и, надеюсь, во всем мире».
Результат этой битвы, по данным автора письма, таков: «Убитых в армии государя было более 7000, из них единственным видным лицом был генерал-майор, о ком в следующем [письме] вы узнаете подробности. Бунтовщиков было убито более 16 000, а 24 000 смутьянов, участвовавших в этом нашествии, было взято в плен, а также захвачено свыше 300 повозок и орудий».
Завершается сообщение так: «…на памяти человечества не было одержано более крупной победы над стотысячным войском. Боюсь сказать, насколько мое неумение [писать] может умалить славу этого деяния, в то время как более точные авторы этой фактории смогут украсить эту приятную весть позолотой с пера изящности и искусными и выразительными оборотами, подходящими к каждому месту описания».
Но вот что интересно: 13 февраля 1671 года никакого сражения не было. К тому же сам Алексей Михайлович никогда войска против разинцев не водил, князь Долгоруков еще в январе был отозван в Москву и главным воеводой стал К.О. Щербатов. Не участвовал в боях в междуречье Волги и Оки и С. Разин, так как ушел на Дон после поражения под Симбирском. И уж совсем мифической фигурой является патриарх Demainzone. 
Словом, автор донесения развел турусы на колесах.

БОЖИИ ДОМЫ НА ИВАНОВСКИХ БУГРАХ

Тем не менее, пусть не в таком огромном количестве, но казни в Арзамасе все же были. И это закрепилось в памяти горожан, которые около 1748 года на Ивановских
буграх воздвигли убогие домики, или как их еще называли божедомки и скудельницы. 
Появление их связывают с именем арзамасского купца Матвея Масленкова. Как-то под хмельком катил он домой по Саратовскому тракту и вдруг перед самым городом, возле села Ивановского, увидал трех повешенных на столбе. Стал попрекать их, мол, так вам и надо, не совершайте преступлений, а потом давай хлестать мертвецов плетью. Отведя душу, купец двинулся, было, дальше, как услышал голоса повешенных, велевших ему остановиться. Всю хмельную дурь разом вышибло из башки: бухнулся на колени, крестится, молитвы творит. А мертвецы его укоряют: мы, дескать, наказаны Божием судом за наши неправедные дела, а ты пошто над телами нашими измываешься, разве мы  тебя, чем обидели. И до того проняла укоризна купца, что он дал себе обет поставить на этом месте убогий домик.



Вот тогда-то арзамасцы и припомнили о казненных разинцев. По воспоминаниям, на Ивановских буграх были поставлены четыре божедомки. Три скудельницы представляли собой небольшие кирпичные часовенки-столбовки, а четвертая – низкое каменное здание, на  деревянной двускатной крыше которого был установлен железный восьмиконечный крест, в нише восточной стены – алебастровое Распятие, на лавке вдоль стены – иконы. В 1809 году этот убогий домик служил домовой церковью, стоявшему в Арзамасе Уфимскому пехотному полку. В Семик, в день поминовения всех умерших неестественной смертью, возле божедомок совершались заупокойные службы и проходили народные гуляния.
В 1920-30 годы, когда начались гонения на церковь, убогие домики разрушили – большевиков даже не смутило то, что казненные, еще задолго до них, выступив против крепостнического гнета, боролись за свободу и избавление. 
Но традиция совершать гуляния на месте поминальных часовенок возродилась. В июле 1955 года по инициативе горкома ВЛКСМ здесь состоялся первый городской праздник песни, а позднее - в День победы – на Ивановские бугры стали приходить тысячи арзамасцев, чтобы помянуть погибших земляков. Летом 2015 года на месте казни разинцев была установлена божедомка.

Словарь употребляемых исторических терминов и фразеологизмов
В естях  – в наличии.
В нетях  – давно отсутствуют, неизвестно, где находятся.
Губной староста — выборный представитель земской власти в Русском государстве с первой половины XVI века до 1702 года, осуществлявший судебно- полицейские функции. Название губной, по мнению Татищева, происходит от слова губить, губление.
Гугеноты  – название с XVI века французских протестантов.
Двор тяглый  — двор черного посадского человека, торгового или мастерового, на посаде Московского государства, положенный в сошное письмо для отбывания податей и повинностей. Кроме тягловых дворов были на посадах дворы не тяглые, или белые, не подлежавшие тем повинностям, какие налагались на тяглые.
Жилецкие люди   – посадские.
Заводчики, завотчики – зачинщики, заводилы.
Люди боярские – крепостные.
Малые посылки – малые отряды.
Нижегородский летописец  – летопись, составленная в Нижнем Новгороде в  XVII в. и рассказывающая о нижегородских и всероссийских событиях, начиная со времени основания Нижнего Новгорода (1221 г.). 
Привести к вере – привести к присяге на верность правительству.
Протестантство - одно из трёх, наряду с православием и католицизмом, главных направлений христианства.
Подьячий — низший административный чин в Русском государстве в XVI — начале XVIII века. 
Пушкари и затинщики – служилые люди пушкарского (артиллерийского) чина.
Рейтары  — наемные конные полки в Европе и России XVI—XVII веков.
Турусы на колесах —  фразеологизм русского языка, означающий «чепуха», «вздор».
Целовальники — должностные лица в Русском государстве, выбиравшиеся земщиной в уездах и на посадах для исполнения судебных, финансовых и полицейских обязанностей.
Шерть —  присяга на верность.
Ям — почтовая станция на Руси XIII—XVIII веков, где содержали разгонных ямских лошадей, с местом отдыха ямщиков, постоялыми дворами и конюшнями.

Именной указатель
Алексей Михайлович (1629 —1676) — с 1645 г. русский царь.  
Барятинский Юрий Никитич (1610 или 1618 —  1685) — князь, русский воевода и боярин. 
Долгоруков Юрий Алексеевич  (ок. 1610 —1682), настоящее имя — Софроний; Юрий — семейное прозвище, писался так же Долгорукий — князь, русский государственный деятель.
Короленко Владимир Галактионович (1853 —1921) — писатель, журналист, публицист, общественный деятель.
Костомаров Николай Иванович (1817 — 1885) — российский историк, публицист, поэт и общественный деятель.
Леонтьев Федор Иванович — русский военный и государственный деятель.
Ловягин Александр Михайлович (1870 года —  1925 года) — книговед, библиограф, библиотековед, публицист, переводчик.
Разин Степан Тимофеевич (1630 —  1671)  — донской казак, предводитель восстания 1670—1671 годов, крупнейшего в истории допетровской России.
Соловьев Сергей Михайлович (1820 —1879) — русский историк; профессор Московского университета (с 1848), ректор Московского университета (1871—1877), ординарный академик Императорской Санкт-Петербургской Академии наук по отделению русского языка и словесности (1872), тайный советник.
Станкевич Алексей Иванович (1856 —  1922) — русский историк, библиограф, переводчик.
Щербатов Константин Осипович (? —  1696) — князь, русский военный и государственный деятель.

0 коммент.:

Отправить комментарий

Related Posts with Thumbnails